– Это Кинжал Убийцы Родичей, – засмеялся немало постранствоваший арафелец. – Назови его предгорьями Хребта Мира и несильно ошибешься.
– Чего мы тут стоим? – поинтересовался Каниэдрин, понизив голос – настолько, чтобы нарваться на выговор, но все же громко, чтобы Лан услышал его. Каниэдрину нравилось ходить по краю.
Букама избавил Лана от необходимости отвечать.
– Лишь глупцы хотят сражаться с Айил в горах, – громко произнес он. Перегнувшись через луку седла к Лану, Букама тоже понизил голос почти до шепота, и морщины на его вечно хмуром лице стали глубже. – Да ниспошлет Свет нам удачу, чтобы Пейдрону Найолу не вздумалось именно сейчас превратиться в ярмарочного шута с размалеванным лицом. – Найол, Лорд Капитан-Командор Чад Света, командовал ими сегодня.
– Только не он, – коротко ответил Лан. Немногие знали войну так, как знал ее Найол. А значит, эта отдельно взятая война вполне могла закончиться сегодня. Интересно, назовут ли ее победой, подумал Лан. Засовывая смотровую трубу обратно в пристегнутый к седлу футляр, он поймал себя на том, что смотрит на север. Он чувствовал его притяжение, как железные опилки чувствуют магнит. Даже спустя такое время он испытывал почти что боль. В некоторых войнах невозможно победить, но в них все равно нужно сражаться.
Пристально посмотрев на Лана, Букама покачал головой.
– И только глупец из одной войны бросается сразу же в другую. – Он не потрудился понизить голос, и кое-кто из стоявших поблизости доманийцев удивленно взглянули на Букаму, явно не понимая, о чем тот говорит. Порубежникам все было понятно. Они знали, кто такой Лан.
– За месяц-другой я отдохну, Букама. – Столько займет дорога до дома. Месяц, если повезет.
– Год, Лан. Всего один год. Ну хорошо – восемь месяцев. – Букама произнес эти слова так, словно делал огромное одолжение. Может быть, устал? Он всегда казался железным, но ведь он был уже не молод.
– Четыре месяца, – сдался Лан. Он ждал два года и выдержал, может потерпеть еще четыре месяца. Ну, а если Букама и тогда будет чувствовать себя уставшим... Что ж, эту пропасть ему придется преодолеть – когда он окажется перед ней.
Так или иначе, Найол не стал изображать из себя дурака, что и вправду было очень хорошо, учитывая, что половина армии уже отправилась восвояси, уверенная, что победа одержана несколько дней назад – если даже не в тот час, когда первые Айил начали отступать. И они называли произошедшее великой победой. По крайней мере, так говорили те, кто не сражался, кто наблюдал за событиями со стороны, кто обретался в обозах. А историки уже писали так, словно все им было известно. Лан и не думал им возражать. Мыслями он давно был в двухстах лигах к северу.
Распрощавшись со спутниками, Лан с Букамой повернули на юг, к более приветливым краям, избегая, однако, Тар Валона. Города во всех отношениях великого и полного чудес, но там было слишком много Айз Седай, чтобы чувствовать себя спокойно. Букама оживленно толковал о том, что они увидят в Андоре, а возможно, и в Тире. Они бывали раньше в обеих этих странах, но, сражаясь с айильцами, даже не сумели полюбоваться знаменитой Тирской Твердыней, не говоря о других знаменитых городах. Лан хранил молчание, нарушая его только тогда, когда вопросы Букамы подразумевали ответ. Он остро чувствовал притяжение дома. Лан хотел лишь одного – вернуться в Запустение. И никогда не встречаться с Айз Седай.
Подруги могли попросить принести еду им в комнаты, однако, после того как Морейн Исцелила Суан, обе спустились обедать к первой смене. Они не хотели пропустить свою первую трапезу в звании Айз Седай в главном трапезном зале для сестер, куда Принятые попадали лишь изредка, по приглашению, а послушницы – только чтобы накрывать стол. Белые стены просторного зала с высоким потолком украшали яркие зимние драпировки, широкий карниз сверкал золотом. Квадратные столы с изящными ножками, покрытыми изысканной резьбой, были рассчитаны на четверых и по большей части располагались на достаточно большом расстоянии друг от друга – чтобы за едой можно было беседовать без опаски. Впрочем, сегодня некоторые столы были составлены вместе для групп побольше. На Морейн с Суан, единственных, кто пришел сюда в шали, бросали удивленные взгляды, а кое-кто из сестер даже наградил их насмешливыми улыбками. Морейн почувствовала, как у нее пылают щеки, но потребуется нечто большее, чем ехидные улыбки, чтобы она перестала надевать шаль всякий раз, как переступает порог своих апартаментов. Даже откровенный смех не заставит ее снять шаль. Она очень упорно трудилась, чтобы получить ее. Суан ступала по цветным, символизировавшим все Айя плиткам пола, с королевской грацией, небрежно поправляя шаль на плечах, будто специально для того, чтобы привлечь к ней внимание. Суан трудно чем-нибудь смутить.
Скамей здесь не было, вместо них стояли стулья с низкими спинками, украшенные такой же резьбой, что и ножки столов. Если в своем обеденном зале Принятые ели то, что им подавали, то здесь к девушкам подошла молодая служанка с Пламенем Тар Валона на груди и, поприветствовав их реверансом, перечислила кушанья, какие могла предложить кухня, – монотонно, без выражения, как человек, которому часто приходится повторять одно и то же. Если Принятые ели из громоздкой глазурованной глиняной посуды и обязаны были сами приносить и уносить тарелки, то здесь служанки принесли блюда на серебряном подносе, в тарелках тонкого белого тарабонского фарфора с выдавленными по ободку изображениями Пламени Тар Валона. Тарабонская работа не сравнится с фарфором, привозимым с островов Ата’ан Миэйр, но дешевой назвать ее вряд ли можно.