Новая весна - Страница 85


К оглавлению

85

Лан поморщился. Неужели она испугалась мужчины с хадори на голове? Решила, что в том, как он ходит тут, таится угроза? Вдруг Лан поймал себя на том, что его пальцы бегают по длинной рукояти меча, а лицо его напряжено. А как он ходит? Да нет, он не просто ходит, а повторяет шаги боевой связки под названием «Леопард в высокой траве», которую используют, когда враги окружают со всех сторон. Ему нужно успокоиться.

Лан уселся, скрестив ноги, на связанную в тюк солому и погрузился в состояние ко’ди. Он плыл в безмятежной пустоте, достигнув единения с тюком соломы, на котором сидел, с конюшней, с мечом в ножнах у себя за спиной. Лан «чувствовал» лошадей, хрупающих в своих кормушках, и мух, жужжащих в углах. Все они были частью его, он слился с ними. Особенно с мечом. Впрочем, именно такой бесстрастности он сейчас и искал.

Из кошеля на поясе Лан достал тяжелое золотое кольцо-печатку с вырезанным на нем летящим журавлем и принялся вертеть его в пальцах. Кольцо королей Малкири – его носили мужчины, которые сдерживали Тень более девяти сотен лет. Неизвестно, сколько раз кольцо переливали, когда металл истирался, но всякий раз старое кольцо расплавляли, чтобы оно стало частью нового. Наверняка что-то в этом кольце помнило еще и руки правителей Рамдашара, существовавшего до Малкир, и властителей Арамелле, что была прежде Рамдашара. Этот кусочек металла олицетворял собой более чем трехтысячелетнюю битву с Запустением. Кольцом Лан владел всю свою жизнь, но никогда не надевал его. Обычно даже прикоснуться к кольцу он не мог без внутренней борьбы, но каждый день он заставлял себя вновь и вновь смотреть на него, относясь к этому как к своеобразному упражнению воли. Сегодня же, без погружения в пустоту, он вряд ли сумел бы сделать это. Только пребывая в ко’ди, где мысль – свободна, а всякое чувство – далеко, на самом горизонте.

Еще в колыбели Лан получил четыре дара. Кольцо на руку и медальон, что сейчас висел у него на шее, меч у бедра и клятву, данную от его имени. Самым ценным из даров был медальон, с портретами матери и отца, которых он не помнил; самым тяжелым – клятва. «Стоять против Тени, пока прочно железо и тверд камень. Защищать народ Малкир до последней капли крови. Отомстить за то, что нельзя защитить». И тогда его помазали благовонным маслом и нарекли Дай Шан, назвали следующим королем Малкир и вывезли из страны, обреченной на гибель.

Защищать уже было нечего, оставалось только мстить за родную страну, и Лана готовили к этому с первых его шагов. С подарком матери на груди, с отцовским мечом в руках, с кольцом, обжигавшим ему душу, он сражался с шестнадцати лет и мстил за Малкир. Но никогда он никого не вел за собой в Запустение. Да, с ним отправлялся Букама и другие, но Лан не вел их. Его война – война в одиночку. Мертвого не оживить, а тем более не вернуть к жизни погибшую страну. А именно это пыталась теперь сделать Эдейн Аррел.

Ее имя эхом зазвучало в окружавшей Лана пустоте. На краю пустоты холодными предрассветными горами проступили разнообразные чувства, но Лан отправил их в пламя, чтобы все вновь обрело прежнее спокойствие. И вновь сердце его стало биться медленно, будто вторя копытам стоявших в стойлах лошадей, и биение мушиных крылышек зазвучало в ответ на размеренное дыхание Лана. Эдейн была его карнейрой, первой женщиной в его жизни. Об этом едва ли не кричали тысячи лет обычаев, как бы он ни окружал себя коконом пустоты.

Ему исполнилось пятнадцать, а Эдейн была более чем вдвое старше, когда она запустила руки в его волосы, все еще вольно свисавшие до пояса, и шепотом заявила Лану о своих намерениях. Тогда женщины еще называли его красивым и довольно смеялись, увидев, как он смущенно краснеет, и полгода она находила удовольствие в том, чтобы ходить с ним под ручку и завлекать его в свою постель. Так было, пока Букама и другие воины не вручили Лану хадори. Когда на десятый день рождения ему дали в руки меч, по обычаям Пограничья он стал считаться мужчиной, хоть и был еще слишком мал для меча. Но у Малкири плетеная кожаная лента имела огромное значение, ведь с того мига, как мужчина впервые повязывал ее себе на голову, он один вправе решать, куда он идет, когда и зачем. И мрачная песнь Запустения стала стоном, заглушившим все прочие звуки. Негромко произнесенная клятва, запечатленная в сердце Лана, направила его шаги в смертельный танец.

Минуло почти десять лет с той поры, как Лан верхом покинул Фал Моран и Эдейн смотрела ему вслед. А когда он вернулся, ее уже не было. Но Лан ясно помнил ее лицо – куда лучше, чем лица женщин, которым с тех пор случалось делить с ним ложе. Он больше не мальчик, чтобы думать, будто она любит его просто потому, что решила стать его первой женщиной, однако у малкирских мужчин бытовала поговорка: «Твоя карнейра навсегда уносит с собой частицу твоей души и носит ее точно ленту в волосах». И обычаи порой требуют от человека большего, чем закон.

Скрипнула открывающаяся дверь, и на пороге конюшни появился Букама – без куртки, рубаха будто второпях заправлена в штаны. Без меча он казался голым. Словно бы в нерешительности, он осторожно распахнул обе створки и только потом вошел внутрь.

– Ну, что ты собираешься делать? – в конце концов, спросил он. – Раселле рассказала мне о... о Золотом Журавле.

Лан спрятал кольцо и высвободился из объятий пустоты. Эдейн будто смотрела на него со всех сторон, но сама ускользала от его взгляда.

– Рин сказал мне, что даже Назар Кьюренин готов выступить в поход, – оживленно отозвался Лан. – Не хочешь полюбоваться на этакое зрелище? – Целая армия может погибнуть, пытаясь одолеть Запустение. И не одна армия уже погибла в подобных бесплодных попытках. Но Малкир исчезает из памяти людей. И скоро сама страна превратится в воспоминания, как уже случилось с захваченной Запустением землей. – Тот мальчик у ворот отпустит волосы и попросит у отца хадори. – Люди уже забывают о Малкир, стараются забыть. Когда не станет последнего мужчины, который перевязывает волосы, когда не станет последней женщины, которая наносит на лоб цветную точку, неужели тогда в самом деле исчезнет и Малкир? – Глядишь, и Рин избавится от своих косиц. – Голос Лана утратил всякие нотки веселья, когда он добавил: – Но такой ценой? Хотя кое-кто считает, что оно того стоит.

85